23-ехлетняя могилевчанка рассказала нашему сайту, почему стоит бороться за свое будущее, даже если вокруг – Беларусь.
31 августа. Могилев. Местный офис БСДП (Громада). Алесь Светлицкий
Аня Шкадун – это худенькая девушка 23 лет с длинными волосами и ироничной ухмылкой. Одна из основательниц гендерного центра «Ружа», который отчаянно пытается добыть регистрацию. Тренер кампании для мотивации и вдохновения девушек “[Не]женское дело”. Член Белорусской социал-демократической партии (Громада). Начальница штаба кандидата в депутаты Наталии Шкадун. Тренер наблюдателей и помощница координатора 85 округа на выборах.
Худенькая девушка 23 лет, кажется, взяла на себя слишком много, чтобы дотащить до цели. Так кажется до тех пор, пока с ней не поговоришь.
— Я заканчивала университет Белостока, по специальности – программист. Но у меня душа не лежит к этой профессии. Я не могу спокойно смотреть, как живут люди у нас Беларуси. Идешь элементарно по городу, смотришь им в глаза – а там такая печаль-тоска, что самому жить не хочется. Если я могу хоть как-то изменить ситуацию к лучшему, значит я должна действовать.
— Разве люди грустные и им плохо? Возмущения и протестов мы не видим, политическая активность низкая.
— Скажу так. Я иногда сама задумываюсь и где-то соглашаюсь с теми, кто говорит, что раз протестов нет, значит все хорошо. На этой почве можно уйти в депрессию. Каждый новый указ наших властей делает жизнь людей хуже и хуже. Мне иногда кажется, что своими указами и законами власти стараются проверить уровень терпения белорусов. Каждый раз думаешь, что сейчас-то бомбанет у людей конкретно, но проходит два дня – и все так «ну и норм», «можа так и трэба». Есть же анекдот, когда на виселице висят несколько трупов и только белорус живой болтается. Спрашивают, чего живой, а он отвечает, что повисел и привык. Наш национальный анекдот просто.
— Что нужно сделать, чтобы жить стало лучше?
— Должно смениться поколение.
— Но поколения меняются. Поколение 90-х десятками принимали участие в политике и общественной жизни. Сейчас же из молодежи в Могилеве есть буквально несколько человек, которые готовы чем-то заниматься. Так как тогда поможет смена поколений?
— Я думаю, мы должны вырастить его сами. Проблема ещё в том, что многие талантливые активные люди просто уезжают. Посидят «на сутках» один, второй, третий раз. Видят, что людям это все не нужно, так к чему тогда надрываться? И ищут там лучший жизни.
— Ты лучшей жизни не ищешь?
— Я три года, пока училась в вузе, жила в Польше. И вернулась оттуда в надежде на то, что у меня получиться сделать будущее моей страны лучше.
— Ну вот, ты же вернулась с загнивающего Запада в стабильную и процветающую Беларусь. Значит не все так плохо?
— На самом деле, качество жизни там гораздо лучше. И я надеюсь сделать жизнь лучше тут. Если все уедут, кто будет думать о будущем, что-то менять? Мы не то, что другого поколения не дождемся, страна вымрет просто-напросто. Или под Россиюшку пойдет.
— А чем плохо идти под Россиюшку?
— Я не хочу, например. Я не поддерживаю политику Путина, меня не устраивают постоянные войны, мне не нравятся политические заключенные.
— Куда тогда должна двигаться Беларусь?
— Беларусь должна быть независимой. По-настоящему независимой. Должна смениться вертикаль. Ненормально, когда в стране нет выборов. Хотя наблюдатели из ОБСЕ приезжают и не верят, что выборов нет. Почему? Да потому что люди не жалуются! Наверное, их все устраивает.
— Ты позволяешь себе достаточно жестко высказываться о власти. Не боишься последствий?
— А чего бояться? Если все будут бояться, будем жить, как у Оруэлла. Будем даже думать бояться. У нас в стране декларируется свобода слова – почему я должна отказываться от своего права?
— Много кто высказывался, а потом сидел «на сутках» или имел другие проблемы. Ты готова пережить все это?
— Да.
— А если ты «перегоришь» в 26-28 лет?
— У меня есть цели и планы. В 15-16 лет я была активна очень, потом уехала в Польшу и три года ни в какой деятельности не участвовала. А потом вернулась сюда и вновь загорелась. Когда пытаешься даже немного сделать мир вокруг себя лучше, ты видишь смысл в том, что делаешь.
— Что за цели и планы?
— Одна из них – изменить систему образования. Как – не хочу пока говорить, но определенный план есть. Начать со школ и детских садов. Тут надо действовать мелкими шагами. Слона нужно есть по кусочкам.
— Ты занимаешься гендерными проектами. Разве в Беларуси есть проблема ущемления прав женщин?
— И не только женщин – мужчин тоже. Много есть проблем. Женщины, например, всреднем получают на 25% меньше, чем мужчины на тех же должностях. Это не нормально. Всего 6% женщин занимают пост руководителя компании.
— С другой стороны, главным оппонентом Александра Лукашенко на президентских выборах-2015 была женщина Татьяна Короткевич. На этих парламентских выборах на избирательном округе №86 фаворитом считается Ольга Петрашова, которая ещё и заместитель председателя областного объединения профсоюзов. Получается, женщины могут получить нужны статус, когда захотят?
— Важно ещё и процентное соотношение. Равенство полов – это пятьдесят на пятьдесят. У нас в Беларуси разве такое есть? Нет. Ещё одно забыла сказать. Даже если брать мужчин, то у них идет дискриминация при призыве в армию. Почему мужчина должен тратить два года своей жизни на бесплатное обслуживание государственных нужд? Когда он успел взять такой «долг», как у нас любят говорить? Это дискриминация. Никто не должен служить принудительно, должна быть контрактная система. Я считаю, что эта власть не заслуживает, чтобы её защищали.
— Ты – феминистка?
— Да.
— У людей весьма своеобразное отношение к феминисткам…
— У меня у самой в 15-16 лет было примерно такое же отношение. Думала, что феминистки – это те женщины из Pussy Riot, которые бегают на акциях с голой грудью. У многих такое представление сохраняется. Но если бы не феминистки, женщины не имели бы права голоса. Женщины не могли бы носить брюки. Женщины не могли бы работать. Феминистки добились всех тех прав, которые есть сейчас у женщин. Феминизм – это лишь борьба за права женщин.
— А как же аргумент, что природой заложено, что женщина должна сидеть дома с ребенком, варить еду и заботиться о семейном очаге?
— Раньше люди в пещерах жили. Нам тоже сейчас жить? Общество развивается, эволюционирует, меняется.
— Насколько я знаю, у тебя есть маленький ребенок. Как общественно-политическая деятельность совмещается с материнским долгом?
— У моего ребенка хорошие бабушка и дедушка, которые рады с ним посидеть. Летом малышу лучше за городом, они смотрят его, так что у меня есть немного свободного времени. Право лезть в общественную активность должно оставаться за женщиной. Если она хочет чем-то заниматься – пусть занимается. Если хочет сидеть дома с ребенком – тоже хорошо. Никто не должен никому указывать, что делать. Отчасти наша инициатива “[Не]Женское дело” стала результатом анкетирования, которое мы проводили среди женщин. Очень многие сетовали на то, что не могут себя реализовать, потому что на них ложится двойная нагрузка. Мало того, что им надо отработать, они ещё должны прийти домой, убрать дом, приготовить ужин, посмотреть детей. После этого просто не остается времени на самореализацию. Я считаю несправедливым, когда отец ребенка где-то может гулять или работать, а мать берет на себя заботу о малыше целиком. Если мать пойдет куда-то гулять или начнет работать сверх нормы, сразу полетят возмущенные вопли «тыжмать!». Но и у мамы, и папы должны быть одинаковые права и обязанности на ребенка.
— В декретном отпуске, однако, сидят в основном матери.
— И это косяк, я считаю. По законодательству, отцы также могут сидеть с ребенком в декрете. Но многое портят стереотипы общества о том, что отец в декрете сидеть не должен. Ведь тогда получается, что мать малыша – отвратительный родитель. А если у женщины высокооплачиваемая работа? Априори с женщиной, если она не сидит в декрете, что-то не так. Это дико.
— Принято, что появление какой-либо инициативы связано с получением какого-нибудь гранта. У тебя тоже так?
— За всю свою жизнь я не получила ни одного гранта. Некоторые люди, которых я знаю, долгое время пишут на получение, но часто ничего не получают. Влияние грантов преувеличено. Инициатива “[Не]Женское дело” сформировалась буквально за несколько месяцев, нашим партнером был интернет-магазин модной одежды. Грант нам не требовался.
— То есть инициатива в Беларуси может существовать без помощи зарубежных и местных фондов?
— Да. В то же время, я считаю нормальным, что гражданское общество развивается в том числе за счет грантов. Вот эти самые, как их называют, «грантососы», делают жизнь людей лучше там, где государство этим не занимается. Смешно, но даже государству выгодно, что белорусские инициативы берут гранты – та же валюта поступает в страну, те же люди заняты и получают какие-то финансовые бонусы за свою деятельность. При этом тратят они их тоже в Беларуси. К сожалению, некоторые белорусы очень не любят, когда у других есть деньги.
— Последний вопрос, про твое будущее. Где ты будешь через двадцать лет?
— Ты про страну?
— Про все.
— Часто думаю над этим вопросом. Чтобы добиться чего-то, надо понимать, куда ты хочешь идти и чего достичь. У меня есть это понимание. Возможно, открою несколько частных школ (смеется). По франшизе. В них детей будут учить не просто складывать цифры и читать книжки, в них будут учить принимать решения и быть более предприимчивыми, скажем так. Сегодня школа выпускает лишь рабов.
— А политическую карьеру сделать не думала?
— Кто знает, может уже через четыре года на следующие парламентские выборы пойду (смеется).
